Филипп Чижевский выступил с оркестром Пермской оперы
Никита Чунтомов
То, что симфония — главный формат в классической оркестровой музыке, знают даже те, кто никогда не бывал в музыкальной школе. Те, кто посетил симфонический концерт в Пермском театре оперы и балета 2 февраля (все произведения — 6+), поняли, что это ещё и очень мистический формат.
О симфонии, её многообразных возможностях, её тайнах и её открытости будущему рассуждали в этот вечер оркестр и хор Пермской оперы под управлением дирижёра Филиппа Чижевского.
Концерт уже был запланирован, когда стало известно, что дирижёр, которого в Перми так любят, получил новое назначение: он теперь художественный руководитель Государственного академического симфонического оркестра России им. Е. Ф. Светланова; в общем, главный дирижёр России, чего уж там. Мог бы, наверное, уже и не приезжать в Пермь, сославшись на занятость, однако Чижевский, по всеобщему признанию тех, кто с ним встречался, человек на удивление милый и порядочный; в качестве незначительного штриха скажем, что он поздравляет с днём рождения всех, с кем работал в Перми на оперных постановках.
Экстравагантный — худощавый, длинноволосый, седеющий, с птичьим профилем, маэстро, казалось бы, должен демонстрировать радикальный подход к музыке, но Чижевский отличается деликатностью интерпретаций и сдержанностью поведения на сцене.
Концерт 2 февраля продемонстрировал это в полной мере.
Исполняли два произведения; оба написаны в ХХ веке, но разделены 60 годами и мировой войной. В концепции события, однако, важна была не разница между «Симфонией псалмов» Игоря Стравинского и Rendering Лучано Берио, а их сходство — самые разные аспекты этого сходства: и то, что оба композитора писали свои сочинения, опираясь на незыблемую классику; и то, что оба произведения решительно раздвинули границы жанра симфонии; и даже то, что и Стравинский, и Берио в разное время читали в Гарвардском университете курсы «Нортоновских лекций».
По мнению композитора и музыкального теоретика Антона Светличного, написавшего основную статью для прекрасного, как всегда, буклета, выпущенного издательским отделом театра к событию, последнее обстоятельство, хоть и кажется случайным, тоже важно: кафедра Чарльза Элиота Нортона приглашает читать лекции по поэтике и культурологии признанных творцов-интеллектуалов, и оба композитора именно таковы: их сочинения основаны не только на гармонии и чувстве прекрасного, но и на глубокой теоретической мысли. Музыка у Стравинского и Берио — это интеллектуальная музыка ХХ века, именно та, о которой писал в «Игре в бисер» Герман Гессе.
«Симфония псалмов» и Rendering — это размышления о судьбе музыки, о её роли в жизни человечества с древнейших времён и о её проекции в будущее. Оба произведения берут симфонию как основу этих теоретических построений и подвергают её разборке и пересборке, одновременно пересматривая её структуру и утверждая её устойчивость.
Концерт начали с более нового сочинения — Rendering (1989), тематически связанного с известным музыкальным мифом — так называемым «Проклятием Девятой симфонии». Это понятие изобрёл Арнольд Шёнберг после того, как Густав Малер из суеверных соображений не стал после Восьмой симфонии писать Девятую, а написал «Песнь о земле»: Симфония №9 была последней у Бетховена, Брукнера и Дворжака, и Малер не захотел вставать в этот ряд. «Проклятие Девятой» касается и Франца Шуберта. Музыковеды, изучая это странное совпадение, бесконечно считают и пересчитывают симфонические сочинения композиторов и обнаруживают, что все Девятые симфонии — не совсем девятые и не совсем последние: так, у Шуберта нашлись ещё наброски Десятой симфонии; их-то Берио и использовал в Rendering, словно старался разрушить «проклятие» и сказать: «Смотрите, их на самом деле десять».
Rendering — это реставрационная работа. Композитор дописал сочинение Шуберта, превратив наброски в полноценную симфонию, однако это симфония-химера — существо, состоящее из частей других существ. Как пишет в своём эссе Антон Светличный, Берио не пытался писать музыку «как Шуберт», он пользовался современными подходами к реставрации, например, живописи: когда реставратор не пытается скрыть того воздействия, которое оказало на произведение время, не пытается восстановить утраченное. Лакуны, оставленные временем, — тоже часть этого произведения. О своей работе Берио говорил: «Лучший комментарий к симфонии — это другая симфония».
Поэтому Rendering — это даже не путешествие во времени, а прыжки во времени: здесь начало XIX века, а рядом — уже конец XX. Берио не маскирует музыку рубежа второго и третьего тысячелетий под сочинение эпохи романтизма, он развивает темы симфонии Шуберта в современном ключе. Это два музыкальных произведения в одном, они отдельно и в то же время вместе.
Понятно, что играть такое произведение можно очень по-разному. Интерпретатор, который ценит в музыке контрасты (и мы таких знаем), наверняка подчёркивал бы в исполнении моменты перехода, обрушивая на слушателя музыку нового времени, как холодный душ. У Чижевского всё иначе: эпохи сменяют друг друга вкрадчиво, ненавязчиво; слушатель не ощущает переход, а вдруг осознаёт, что уже какое-то время находится в новой эпохе. Это удивительное ощущение — одновременно медитативное и отрезвляющее. Волшебную роль здесь играет партия челесты — именно этот инструмент обозначает момент перехода, и не случайно Чижевский на поклонах вывел на авансцену пианиста Алексея Сучкова, который исполнял эту партию.
Игорь Стравинский к жанру симфонии относился сложно. У него есть несколько произведений с таким названием, но их немного, и все они представляют собой попытки развития симфонического формата, попытки его модификаций, не настолько, впрочем, радикальных, чтобы говорить об отказе от классической формы.
«Симфония псалмов» в этом плане наиболее показательна. Стравинский писал: «Меня мало соблазняла форма симфонии, завещанная нам XIX веком... Мне захотелось создать здесь нечто органически целостное, не сообразуясь с различными схемами, установленными обычаем, но сохраняя циклический порядок, отличающий симфонию от сюиты… Я считал, что симфония должна быть произведением с большим контрапунктическим развитием, для чего необходимо было расширить средства, которыми я мог бы располагать. В итоге я остановился на хоровом и инструментальном ансамбле, в котором оба эти элемента были бы равноценны и ни один не преобладал над другим» .
«Симфония псалмов» написана для очень нестандартного состава инструментов: здесь нет скрипок и альтов, зато есть два фортепиано. Невольно вспомнилась «Свадебка» того же автора, где в составе — четыре рояля, недаром в Пермском театре оперы и балета этот балет шёл под фонограмму. Недавно пермская история «Свадебки» завершилась, и концерт 2 февраля вписался в ещё один драматичный сюжет — историю пермских исполнений Стравинского.
Равноправие оркестра и хора в «Симфонии…» Стравинского вылилось в Перми в огромную работу, которую проделала новый главный хормейстер Валерия Сафонова. Можно поздравить её с первым успехом. Стравинский предполагал, что партии сопрано в хоре будут исполнять не женщины, а мальчики, и, хотя в Перми хор был наполовину женским, от певиц удалось добиться очень необычного, почти фальцетного тембра, который подчёркивал внутреннюю экзальтацию, религиозный экстаз этой музыки, особенно сильный в третьей части.
Во втором отделении концерта Чижевский как будто парил перед оркестром и над залом. В этот момент он был настоящим человеком-птицей.
Что же касается оркестра, то он в очередной раз доказал, что это очень пластичный коллектив: какой дирижёр — такой и оркестр. Так же, как в тех случаях, когда им управляет Фёдор Леднёв, пермский коллектив доказал, что он способен к исполнению очень разной музыки, что он умеет чувствовать разные стили, разные времена.
Юлия Баталина
