«Я — чистый лист»

Фото: www.newsko.ru

Новый генеральный директор Пермского театра оперы и  балета Анна Волк  — о  стратегии развития и  планировании в  театре, а  также о  взаимоотношениях с  Теодором Курентзисом и  о  кризисе премии «Золотая маска»

  Никита Чунтомов

— В  июне 2004 года я  пришла работать в  дирекцию фестиваля «Золотая маска» в  качестве технического директора, а  в  2006-м стала руководителем фестивального штаба  — это  что-то вроде главного администратора или  исполнительного директора,  — и  проработала в  этом качестве до  2012 года. Всё это  время Пермский театр оперы и  балета приезжал на  «Золотую маску» каждый год, и  я  давно уже  познакомилась с  Аллой Валерьевной Платоновой, которая тогда работала в  театре.

Позже я  работала директором в  разных театрах, но  в  драматических, а  в  Пермь приезжала на  премьеры  — видела в  последнее время «Кармен», «Летучего голландца», и  уже  как  новый директор  — «Бал-маскарад».

Да, можно сказать, что  для  пермского театра я  человек новый, но  для  театра вообще  — уже  совсем не  новый.

— Вы  никогда не  работали в  музыкальном театре, и  в  связи с  этим звучит много комментариев по  поводу того, что  в  театре нет  музыкального руководства: руководитель оперной труппы Медея Ясониди, которая во  многом отвечала за  музыкальное качество, больше не  работает, главного дирижёра нет, а  в  качестве директора пришёл человек со  стороны, не  связанный с  музыкой. Кто  же  будет осуществлять музыкальное и  вообще творческое руководство? Как  будет строиться управленческая структура, как  будут распределяться полномочия?

— Мы  планируем возобновить работу с  Медеей Фёдоровной, пусть не  в  качестве штатного сотрудника театра: в  декабре мы  планируем концерт солистов Пермской оперы к  юбилею Марии Каллас, который организует и  проводит Медея. Мы  выстраиваем нормальные рабочие отношения, не  вижу предпосылок для  каких-то конфликтов.

Что  касается маэстро Миграна Агаджаняна, то  я  видела его  последнюю пермскую премьеру  — «Бал-маскарад», это  было 13  июня. На  следующий день у  меня были многочисленные рабочие встречи, и  в  этот прекрасный день, не  встретившись со  мной и  не  познакомившись, Мигран написал заявление об  уходе. Я  понимаю, что  это  было решение не  одного дня, принятое и  осознанное, но  мне  он  его  не  объяснил. Дальше у  нас  была переписка по  разным рабочим поводам, и  я  не  могу сказать, чтобы у  нас  была какая-то напряжённость по  отношению друг к  другу. Что  будет дальше  — посмотрим.

Я  понимаю сомнения театральной публики: человек, не  работавший в  музыкальном театре, пришёл руководить музыкальным театром, в  котором нет  главного дирижёра и  музыкального руководителя. Понимаю! Но  у  меня такое ощущение, что  сейчас всем творческим подразделениям в  театре довольно комфортно. Нет  никакого давления, напряжения, все  чётко понимают, кто  чем  занимается, у  кого какие планы.

На  этот сезон у  нас  определены музыкальные руководители всех постановок, и  всем коллективам  — оркестру, оперной труппе, балету  — они  известны. Все  понимают, что  их  ждёт: оркестр и  певцы хорошо знают и  Артёма Абашева, который выпускает «Ярославну» и  «Золушку», и  Владимира Ткаченко, который в  октябре представит «Человеческий голос». Пётр Белякин окончательно вернулся в  Пермь и  только что  выпустил «Раймонду». У  сотрудников театра нет  ощущения неясности планов  — они  совершенно чёткие и  понятные.

В  прошлые сезоны были большие проблемы с  планированием репертуара  — люди не  очень понимали, что  их  ждёт через два  месяца. Сейчас у  нас  выстроены планы до  конца июня, это  касается не  только премьер, но  и  всех спектаклей  вообще. Понятно, что  мы  публикуем эти  даты постепенно и  в  продажи выдаём тоже постепенно, но  внутренняя «кухня» полностью сформирована.

Что  касается стратегического, концептуального планирования, то  мне  не  кажется, что  существует необходимость срочно найти главного дирижёра. Главный дирижёр  — это  человек, который в  режиме 24/7 занимается театром. Иначе это  не  главный дирижёр, а  всё что  угодно другое: приглашённый дирижёр, главный приглашённый дирижёр… Этот вариант  — главный приглашённый дирижёр  — мы  с  коллегами обсуждаем, но  я, честно говоря, и  в  этой фигуре не  вижу острой необходимости.

Все  приглашённые на  этот сезон дирижёры  — это  имена, вызывающие уважение. Они  будут заниматься своими спектаклями. Дирижёры, работающие в  театре, ведущие репертуар, следят за  состоянием оркестра, и  они  лучше кого бы  то  ни  было извне понимают проблемы, нужды оркестра. Многое можно решить коллегиально  — так  сказать, дирижёрской коллегией, хотя у  нас  и  нет  официально такого органа.

Давайте посмотрим. У  меня есть ощущение, что  прежние травмы ещё не  затянулись: 14  июня Мигран закрыл за  собой дверь, а  буквально неделю назад начался новый сезон. Посмотрим, как  будет работать нынешняя схема, нужно дать ей  какое-то время.

Мы  смотрим и  на  то, как  это  работает у  коллег: не  будем стесняться называть громкие имена  — Большой театр и  «Новая опера» сейчас работают без  главных дирижёров.

— Вы  поддерживаете предложенную прежним руководством театра стратегическую линию на  взаимодействие с  режиссёрами, которые до  этого работали в  драме?

— Я  не  воспринимаю это  как  железобетонную линию. По  сути дела, из  приглашённых на  этот сезон режиссёров единственный новичок в  опере  — Андрей Прикотенко, который будет ставить «Похождения повесы» Стравинского. Дмитрий Волкострелов, режиссёр «Человеческого голоса», оперу уже  ставил; Фёдор Федотов, постановщик «Тоски», вообще, что  называется, работает согласно полученному образованию  — он  окончил консерваторию по  специальности «Режиссура музыкального театра».

Для  Прикотенко это  будет челлендж, но  ему  не  занимать режиссёрского опыта  — куда уж  больше. Мне  кажется, подкрепление его  работы такими силами музыкального театра, которые его  ждут, гарантирует, что  проблем не  будет.

Мы  встречались с  Евгением Писаревым на  предмет сотрудничества в  сезоне 2024/25 года. Мы  работали вместе в  театре  им. Пушкина, где  он  — художественный руководитель, а  я  была директором. Помню его  первый опыт в  музыкальном театре 10  лет  назад  — это  была «Итальянка в  Алжире» в  Московском музыкальном театре  им. Станиславского и  Немировича-Данченко, а  в  этом сезоне он  выпускает три  оперы  — в  Большом театре, в  МАМТе и  в  «Новой опере»!

Всё когда-то бывает впервые. Бывают очень удачные вхождения драматических режиссёров в  оперу. Для  режиссёра это  шаг  в  развитии, но  и  для  театра тоже.

Не  так  важно, наверное, работал ли  режиссёр раньше в  музыкальном театре, как  степень его  таланта, фантазии, одарённости. Так  что  мы  будем звать режиссёров не  столько драматических, сколько интересных.

— С  Писаревым-то до  чего договорились?

— Не  буду пока раскрывать детали, но  договорились.

— График премьер нынешнего сезона был  сформирован ещё без  вашего участия, но  в  будущем наверняка вы  как  очень опытный театральный деятель сможете активно участвовать в  приглашении творческих кадров…

— По  понятным причинам не  все, кого я  могла бы  пригласить в  качестве режиссёров, дирижёров, художников и  так  далее, смогут принять это  приглашение. Существуют объективные кадровые проблемы. Мы  серьёзно ограничены в  выборе, но  на  ближайшие два-три сезона мы  уже  понимаем, что  и  кого мы  можем себе позволить.

Это  касается не  только оперного, но  и  балетного репертуара, который надо активно пополнять, поскольку есть ограничения, связанные с  продлением лицензий на  спектакли зарубежных хореографов. Кстати, 12  и  13  октября приглашаем всех, кто  успеет приобрести билеты, на  последние показы «Ромео и  Джульетты» в  хореографии Кеннета Макмиллана. Мы  много говорили с  Алексеем Григорьевичем Мирошниченко на  тему потенциально возможных хореографов.

Понятно, что  и  тут  есть проблемы объективного свойства, но  я  вижу реальную возможность выпускать пять премьер в  год  на  том  уровне, на  котором Пермский театр оперы и  балета работал все  те  годы, что  я  его  знаю.

— Наверняка вы  знакомы с  Теодором Курентзисом. Обсуждали ли  вы  возможное взаимодействие театра и  Дягилевского фестиваля?

— С  Теодором Иоанновичем мы  знакомы примерно столько же  лет, сколько и  с  Пермским театром оперы и  балета. Знакомство наше состоялось в  апреле 2005 года, он  тогда работал в  Новосибирске и  приезжал со  спектаклем Дмитрия Чернякова «Аида» на  «Золотую маску» в  Кремлёвский дворец. Это  была легендарная для  «Золотой маски», для  Новосибирска и  уж  точно для  Кремлёвского дворца история! Я  была техническим директором фестиваля и  провела незабываемые пять суток…

Понятно, что  прошло 18  лет  и  Теодор мог  наше знакомство забыть, поэтому, когда мы  встретились нынешним летом на  Дягилевском фестивале, я  решила сразу зайти с  козырей. Я  говорю: «Митя Черняков. «Аида»,  — и  Курентзис тут  же  вспоминает!

У  нас  тут  же  возник человеческий контакт. 7  сентября я  была на  его  концерте в  «Зарядье», и  после концерта мы  коротко переговорили.

Мы  в  контакте с  административной группой Дягилевского фестиваля и  планируем и  показ нашей премьеры в  рамках фестиваля 2024 года, и  работу в  качестве фестивальной площадки, если в  этом возникнет необходимость, как  было в  этом году со  спектаклем Нижегородского театра «Триумф Времени и  Разочарования», и  сотрудничество в  рамках декабрьского «Дягилев+». Мы  уже  обсуждаем перспективы сотрудничества на  2025  год.

  Никита Чунтомов

Мне  в  этой ситуации проще и  комфортнее, чем  кому бы  то  ни  было в  Перми, потому что  у  меня нет  никакого связанного с  этим негативного опыта. Я  — чистый лист. Не  сотрудничать  — это  очень странно! Что  было  — то  было, все  люди, у  всех разные истории. Лучше думать о  будущем, чем  о  прошлом.

— Ещё один вопрос о  взаимодействии. Что-то давно не  слышно про  Веронику Джиоеву… Где  она?

— Думаю, там  же, где  была, когда её пригласили в  штат театра. Я  знаю, что  ей  делались разные предложения, что  она  должна была петь в  «Бале-маскараде», участвовать с  «Нормой» в  гастролях в  Санкт-Петербурге, в  Мариинском театре, но  от  обоих проектов в  последний момент отказалась. Очевидно, это  не  лучшая договорённость, которая была у  театра. Если у  нас  будет взаимное желание сотрудничать в  отдельных проектах, мы  вернёмся к  разговору с  ней  об  этом.

— Вы  вместе с  Борисом Мильграмом и  другими театральными деятелями Прикамья подписали воззвание по  поводу планирующихся изменений в  регламент «Золотой маски». Как  человек, давно вовлечённый в  эту  историю, как  вы  представляете себе возможные пути развития этой премии? Можно ли  ещё повлиять на  развитие событий, или  уже  пройдена точка невозврата?*

— Я  благодарна Борису Леонидовичу Мильграму, который выступил инициатором этого воззвания. Проработав много лет  в  «Золотой маске», я  понимаю, насколько эта  история важна не  столько для  Москвы и  Санкт-

Петербурга, сколько для  российских регионов, особенно крупных театральных, таких как  Пермский край. Я  видела каждый год  огромное количество спектаклей-номинантов из  самых разных российских регионов, но, только приехав сюда, я  поняла степень значимости фестиваля и  премии для  Перми. Это  важно с  точки зрения внимательной независимой экспертизы, которая смотрит всё, видит всё и  оценивает всё, а  не  только то, на  чём сосредоточен столичный фокус внимания.

Всегда был  кто-то недовольный результатами конкурса, но  при  этом все  участники понимали, как  происходит отбор. Сейчас нам  предлагают изменить этот алгоритм. Если всё будет так, как  предлагается в  проекте нового положения о  «Золотой маске», уже  не  будет той  широты взгляда, глубины проникновения в  регионы.

Что  касается отмены отдельных номинаций, таких как  «Работа драматурга» и  «Работа композитора»... Сидя в  кресле директора академического театра, я  могла бы  сказать: «Проживём на  классике, без  современной музыки и  современной драматургии», но  нет! Без  новой, специально заказанной музыки не  будет развития театра, а  театру мюзикла можно будет закрываться, потому что  невозможно бесконечно ставить «Летучую мышь», при  всём уважении к  классической оперетте. Это  касается и  текстов тоже.

Все  забывают, что  у  каждой номинации есть история возникновения, и  в  каждом случае это  была выдающаяся работа, которую нужно было отметить. Ведь 30  лет  назад не  было ни  «Работы драматурга», ни  «Работы композитора», ни  номинаций в  современной хореографии. Все  они  возникали в  связи с  реальной потребностью, потому что  возникало явление, существенное для  театра,  — например, спектакли малой формы, спектакли современной хореографии, новая драма и  так  далее.

Мне  кажется, что  ещё можно обсуждать новый вариант положения о  премии и  пытаться что-то изменить. Если новое положение будет принято вот  сейчас, осенью, то  решение экспертного совета по  сезону-2022/23 уходит  — в  ящик стола, в  урну, куда угодно. Национальная театральная премия и  фестиваль пропускает сезон-2022/23. Мне  кажется, люди не  до  конца это  понимают. Нынешние экспертные советы работают по  прежнему положению о  премии, это  их  работа, они  её закончат и  принесут списки номинантов; но  я  не  уверена, что  решение экспертных советов, назначенных старым способом, удовлетворит Союз театральных деятелей, если он  уже  примет новое положение. Дальше с  номинационными списками должна будет произойти процедура согласования. Что  там  останется из  тех  работ, которые выбрали эксперты? Когда это  произойдёт?

  Никита Чунтомов

Есть же  ещё алгоритм действий по  подготовке фестиваля: московские театры должны предоставить свои площадки для  гастрольных спектаклей, а  региональные театры должны спланировать свои поездки. В  последние годы номинантов объявляли в  первых числах ноября. Мы  с  вами уже  говорили о  том, что  у  нас  выстроен репертуар по  июнь включительно, и, если было бы  понятнее насчёт «Золотой маски», я  бы  запланировала ниши для  поездки потенциальных номинантов в  Москву. Сейчас я  не  очень понимаю, надо ли  мне  это  делать, потому что  зачем планировать то, что  всё ещё обсуждается? А  заседание рабочей группы в  СТД  опять отложили на  неопределённое время… Я  живу с  ощущением, что  фестиваля прошедшего сезона не  будет. Это  очень обидно, потому что  у  нас  прекрасные спектакли, которые, я  это  точно знаю, достойны участия в  конкурсе.

— Прошло три  месяца с  тех  пор, как  вы  были назначены на  свою нынешнюю должность. Как  вы  себя чувствуете сегодня?

— Мне  не  хочется впадать в  пафос  — я  довольно ироничный человек, но  я  никогда не  думала, что  буду так  комфортно себя чувствовать в  новом театре и  в  новом городе. Когда я  соглашалась на  эту  работу, мне  в  качестве напутствия говорили, что  мне  будет необходимо обеспечить комфортную атмосферу внутри творческих коллективов в  театре; но  у  меня ощущение, что  здесь абсолютно спокойно и  люди готовы  — всё-таки выйду на  пафос!  — к  созидательной работе, к  творчеству.

Мне  в  театре очень хорошо оттого, что  не  нужно никому, кроме себя, ничего доказывать. Мы  легко нашли общий язык с  Алексеем Мирошниченко, с  которым мы  до  того не  были лично знакомы. Я  начала встречаться с  коллективами, с  оркестром, с  оперными солистами… Всё жду, когда же  начнутся сложности. Я  понимаю, что  я  их  дождусь и  они  возникнут в  самом неожиданном месте, но  пока мне  просто очень интересно. Я  пока очень много времени провожу на  работе, но  я  работать люблю.

* Интервью было записано до того, как Союз театральных деятелей принял решение не изменять список номинаций и порядок формирования экспертных советов и жюри «Золотой маски».